Читать книгу "Плач серого неба - Максим Михайлов"

Кучер уже загрузил бочонок в экипаж, когда от берега к ним двинулся жуткий горбатый силуэт. Желтоглазый не обратил на нее ни малейшего внимания, зато старик, с удовольствием наблюдавший портовую суету, удостоил подошедшего мимолетным взглядом и, выбросив докуренную едва ли до половины сигару, глубокомысленно заметил:

— Сегодня, Гист, я совершил благое дело. Преподал урок: если кажется, что все предусмотрел, значит, ты просто дурак. Или дура. А ты, Гист, — точка в этом маленьком акте возмездия.

— Да еще какая, — проворчал горбун. Его изъян вдруг оторвался от спины, описал над их головами небольшой круг и завис над мостовой. Это был еще один бочонок с ярко-желтой этикеткой — такой же запечатанный и смертоносный, как его отдыхавший в экипаже близнец. Гист же оказался молодым альвом в обтягивающем трико из теплой водонепроницаемой ткани.

— Сопрел весь, — пожаловался он, оттягивая костюм в особо интимных местах и досадливо морщась. — Гаэль, поможешь снять?

— Фрейлину нашел, — фыркнул тот, не отрывая взгляд от опасно дрогнувшего над булыжниками бочонка. Гист явно выделывался.

— Держи, — старик задумчиво протянул альву термос, — холодный чай. Не бойся, не от алхимиков. И хватит тянуть себя за яйца, время не ждет. Сиах, поехали.

Возница зашипел на лошадей, и карета, быстро разгоняясь, помчалась по выщербленной мостовой все дальше и дальше от пристани.

Глава 1,

в которой представляется шанс заняться делом, а я его отвергаю

— Довольно! — с досадой воскликнул я. — Знаешь, так ничего не выйдет. Повтори еще раз, только помедленнее и внятно, Порядка ради!

Противный мелкий дождь был, казалось, на стороне приставшего ко мне бродяги: с основательностью старого зануды он долбил одно и то же с самого утра. Серое небо Вимсберга превратилось в решето, которым кто-то недоразумительно попытался преградить путь вышним водам. Позже этот кто-то осознал ошибку и попытался заткнуть бесчисленные дыры облаками, но снова напортачил — лишил одушевленных последних крупиц солнечного света.

Мы стояли посреди улицы, собственными шкурами ощущая последствия небесной халтуры, и один из нас был тому очень не рад. К несчастью, это был я. Нелепое вместилище жизни, облаченное в уличную грязь, облако смрада и нечто, что когда-то изготовили на текстильной фабрике, не испытывало ни малейшего неудобства от текших за шиворот ледяных струй. Не дыша, я едва качнулся лицом к настороженным водянистым глазам, под мутно-розовой поверхностью которых виднелись редкие проблески белков.

— Так кто там тебя обидел?

Оборванец поднял голову. По редким сосулькам тощей бороденки, спрыгнув с вновь задрожавших губ, скользнули редкие капли.

— Так-так-так! — испуганно запротестовал я, — отставить слезы! Немедленно прекрати, а то мы никогда не закончим с этим «важным разговором». Время поджимает. — Вершиной моих желаний в тот момент было спешное бегство от одушевленного недоразумения, но против истины я не грешил. Если исполинскому хронометру на башне Ратуши не вздумалось вдруг соврать, то, согласно билету, через два оборота мне надлежало сесть в паробус, открыть книжку поинтереснее или, если жизнь окончательно утомит сюрпризами, подложить подушку помягче, и навсегда покинуть этот тошнотворный город.

Наконец-то.

Поверь, дорогой читатель, награждая Морскую столицу Архипелага столь неприятным эпитетом, я вовсе не голословлю. Попробуй покинуть уютный дом и пожить здесь хотя бы год — вот тогда мы продолжим этот разговор с большим пониманием. Только не начинай с поиска развлечений, пока не обзаведешься надежными связями, иначе я не дам за твою жизнь ломанной серебрушки, а за имущество — и медяка. И умоляю, если в глубине души у тебя завалялась хоть малая горсть доверчивости — выбрось ее как можно скорее, да подальше! Не стоит сходиться с местными жителями слишком близко, это чревато… Даже не знаю, какие плоды принесет подобная дружба. Выбор велик. В длинном юридическом названии наверняка попадутся слова вроде «умышленного злоупотребления доверием» или «соучастия». Но то, что кто-то воспользуется тобой себе во благо — несомненно.

Казалось бы, частный детектив в такой насквозь прогнившей среде должен чувствовать себя, как рыба в воде. К моему — и, в данном случае, особенно моему — сожалению, это великое заблуждение. В первую очередь ты расстаешься с амбициями и привыкаешь к тому, что каждая пара дрожащих от искренних неуемных переживаний губ, едва речь зайдет об оплате, моментально застывает презрительным изгибом. Они спят с чужими женами и шантажируют чужих мужей, но притом считают тебя еще большим отбросом просто потому, что ты разгребаешь их грязное исподнее, и неизбежно мараешься в процессе. Не мечтай, что когда-нибудь станет лучше — если тебя и будут рекомендовать знакомым, то лишь как «ту самую въедливую сволочь, что разобралась с подлой прошмандовкой». В папку с рекомендациями такой отзыв не положишь.

Я поддернул воротник плаща — затейник-дождь перестал густеть, зато подпустил холодку.

— Приятель, не спи! Замерз… ну. Я.

— Ясвидетельпохищенияодушевленного! — выпалил оборванец так стремительно и четко, что я едва не зааплодировал.

— Можешь ведь. Только чего тебя ко мне-то понесло?

— Так вы же мастер Брокк? — бродяга зловонно прокашлялся, взлохматив слипшуюся бороду, и его голос внезапно зазвучал даже мелодично, с легкой элегантной хрипотцой, — частный детектив из газеты?

— Из откуда?.. О, ясно, — я криво улыбнулся, глядя на зажатый в заскорузлых пальцах обрыкок, скорее всего, «Портовой колокольни», столь популярной у мастерового люда. Для чего только этот самый люд ее не использовал — чтение было, подозреваю, даже не самым популярным способом. Конкретно в этот обрывок, судя по намертво прилипшей чешуйке, заворачивали рыбу. Еще были «Иглы разума», любимое чтиво знати, но, во-первых, их печатали на по-настоящему белой бумаге, а во-вторых я решительно не представлял, как бы даже одна страница попала в руки к кому-то подобному. — Я-то это я, но что с того? Даже если ты где-то украл достаточно серебра, я в этом городе больше не работаю.

— В-вы не п-понимаете, — снова зазаикался нищий, — полицейские меня того! И пинка еще! А я же правда свидетель! П-похищения! Причем… причем… — дрожащая рука исчезла под лохмотьями, нарушив хрупкую преграду между давно немытым телом и внешним миром. Впервые за тот день я был счастлив, что воздух такой влажный и тяжелый — отвратительный смрад лишь слегка щелкнул по носу, и я спешно шагнул назад. — Не простого кого тащили, да! — Кулак вырвался наружу, метнулся ко мне, раскрываясь, словно жутковатый цветок о пяти грязных лепестках. Блеснул золотом щит, подмигнул синий сапфировый молот в его середине. При виде герба цвергольдского царства мне едва не стало дурно.

— Ты ж… совсем сдурел?! — я принялся в ужасе озираться, надеясь, что никто нас не видит. — Ты кого подставить решил, рвань? Чтоб меня за твою кражу ловили? Пошел вон! И впредь смотри, что тащишь.